Kotä Newsletter
Subscribe to our email newsletter for new releases and project updates. About one e-mail a month. Подпишитесь на наши новости о релизах и проектах. Примерно одно письмо в месяц.
40
MEMENTO
Digital
Quarantine Diaries
Карантинные дневники
Peter Kirn
CDM
Олег Соболев
Stellage
The strangest thing about the pandemic moment may be its incongruous surface of normality. That's where music can play a role. From Russia and beyond come some beautifully frightening sounds.
Everything about the virus is essentially invisible. But beyond just SARS-CoV-2, the pandemic touches on some of the crises of our societies – their fears, biases, and inequalities, propaganda and disinformation, and the cruelties of our hyper-connected world and its often privatized health infrastructure. And then there's a personal side of the loneliness and isolation of our technologized world – feelings that predated COVID-19 and can hardly be cured by a Zoom chat.
It's a matter of coping with accelerated loneliness and dissociation, fragmentary futurism. But it's hard to put that into words in any language; a lot of these things are feelings.
What struck me about joining this compilation from Kotä is not only that I found sonic expression to be cathartic for myself, but that I felt the same cathartic release listening to everyone else. Social media can make us grow apart. But in sound, without even needing a common language, we can feel closer.
And music is this mysterious vessel into which your darkest feelings can transform into delight.
Memento was assembled by Moscow-based platform Kotä quickly. Each track is meant to be a "fingerprint" of the lockdown time. What strikes me is how much common sonic language there is here – without any coordination. A know a number of us worked from present field recordings – I did – but the synthesized sounds and sense of pattern and time have parallels, too.
Aux Field — Tbilisi
D. Dzhincharadze — Krasnodar
Vlad Dobrovolski — Matovo village, Kalugskaya oblast
Peter Kirn — Berlin
Wolffflow — Moscow
Vladimir Gorlinskiy — Moscow
Brinstaar — Начало мая (the name of the track "The Begining of May") — Moscow
Gleb Glonti — Moscow
yerofeyev — Moscow
Dmitri Kourliandski — Moscow
Sasha Serechenko, Kate Pryanik – Vladivostok, ostrov Russki
Symphocat — St. Pete
::vtol:: — Moscow
Дмитрий Бёрн — St. Pete
Ekaterina Bazhenova–Yamasaki — London
Fesikl Mikensky — Moscow
I have no idea if this is just me or if you'll get some of the same feelings of familiarity.
But I hear a rich journey from each diverse track. And then there are utterly transcendent, unexpected moments – like the sudden chimes of Vladimir Gorlinskiy's "Weddinner," which to me recalls Orthodox bell ringing but also suggests some ritual older than Christianity. Gleb Glonti leads the Kotä project, and his unadorned field recording is perhaps the most arresting. Sasha Serechenko and Kate Pryanik enter like a splintered dance solo, piercing the dense textures of the rest of the music. ::vtol::, who has been a frequent friend on the site for his sound art and electro-mechanical and media inventions, creates a yawning oppressive ambience that sucks you in for a full half-hour. Ekaterina Bazhenova and Fesikl Mikensky conclude with firey, violent distorted destruction.
Brinstaar not only contributed a gorgeous track but also, as always for the label, mastering – which navigates our murky compositions with clarity. His approach has the depth of fine-quality black-and-white film stock, in bringing out that spectrum.
For me, there's a full through-plot here – a brooding nightmare from which you wake strangely calm, not disturbed.
The most sobering message, especially as my native country and Russia at the moment face some of the deepest losses, is to "remember that you are mortal." He calls for us to mourn so that those lost in death statistics don't become simply abstract numbers.
"To listen is to experience," he says, with sounds in which we hear tragedy and alienation "together and separately."
I thought the worst form of whataboutism was to simply fall back on existing death. But that's the whole point – disease is just an added reminder of that loss. Being silent in that pain requires us to deny life itself.
We've heard that architecture is frozen music. But maybe music is frozen time, captured feelings. We remember we are mortal, remember what it is to be alive, and then truly mourn those who are suddenly gone.
Music is often something we make alone. It's something we can do alone. But then someone is always listening. And you hear things and feel that togetherness again, that sense of shared feeling that sometimes nothing else can provide.
Oh, and this tagline from Oleg I can quote, as he does, in English:
"If there's a Hell below, we all gotta go."
I feel long after this virus time is gone, I hope to come back and listen to this compilation – for that feeling, something deeper.
–> Original article
Everything about the virus is essentially invisible. But beyond just SARS-CoV-2, the pandemic touches on some of the crises of our societies – their fears, biases, and inequalities, propaganda and disinformation, and the cruelties of our hyper-connected world and its often privatized health infrastructure. And then there's a personal side of the loneliness and isolation of our technologized world – feelings that predated COVID-19 and can hardly be cured by a Zoom chat.
It's a matter of coping with accelerated loneliness and dissociation, fragmentary futurism. But it's hard to put that into words in any language; a lot of these things are feelings.
What struck me about joining this compilation from Kotä is not only that I found sonic expression to be cathartic for myself, but that I felt the same cathartic release listening to everyone else. Social media can make us grow apart. But in sound, without even needing a common language, we can feel closer.
And music is this mysterious vessel into which your darkest feelings can transform into delight.
Memento was assembled by Moscow-based platform Kotä quickly. Each track is meant to be a "fingerprint" of the lockdown time. What strikes me is how much common sonic language there is here – without any coordination. A know a number of us worked from present field recordings – I did – but the synthesized sounds and sense of pattern and time have parallels, too.
Aux Field — Tbilisi
D. Dzhincharadze — Krasnodar
Vlad Dobrovolski — Matovo village, Kalugskaya oblast
Peter Kirn — Berlin
Wolffflow — Moscow
Vladimir Gorlinskiy — Moscow
Brinstaar — Начало мая (the name of the track "The Begining of May") — Moscow
Gleb Glonti — Moscow
yerofeyev — Moscow
Dmitri Kourliandski — Moscow
Sasha Serechenko, Kate Pryanik – Vladivostok, ostrov Russki
Symphocat — St. Pete
::vtol:: — Moscow
Дмитрий Бёрн — St. Pete
Ekaterina Bazhenova–Yamasaki — London
Fesikl Mikensky — Moscow
I have no idea if this is just me or if you'll get some of the same feelings of familiarity.
But I hear a rich journey from each diverse track. And then there are utterly transcendent, unexpected moments – like the sudden chimes of Vladimir Gorlinskiy's "Weddinner," which to me recalls Orthodox bell ringing but also suggests some ritual older than Christianity. Gleb Glonti leads the Kotä project, and his unadorned field recording is perhaps the most arresting. Sasha Serechenko and Kate Pryanik enter like a splintered dance solo, piercing the dense textures of the rest of the music. ::vtol::, who has been a frequent friend on the site for his sound art and electro-mechanical and media inventions, creates a yawning oppressive ambience that sucks you in for a full half-hour. Ekaterina Bazhenova and Fesikl Mikensky conclude with firey, violent distorted destruction.
Brinstaar not only contributed a gorgeous track but also, as always for the label, mastering – which navigates our murky compositions with clarity. His approach has the depth of fine-quality black-and-white film stock, in bringing out that spectrum.
For me, there's a full through-plot here – a brooding nightmare from which you wake strangely calm, not disturbed.
The most sobering message, especially as my native country and Russia at the moment face some of the deepest losses, is to "remember that you are mortal." He calls for us to mourn so that those lost in death statistics don't become simply abstract numbers.
"To listen is to experience," he says, with sounds in which we hear tragedy and alienation "together and separately."
I thought the worst form of whataboutism was to simply fall back on existing death. But that's the whole point – disease is just an added reminder of that loss. Being silent in that pain requires us to deny life itself.
We've heard that architecture is frozen music. But maybe music is frozen time, captured feelings. We remember we are mortal, remember what it is to be alive, and then truly mourn those who are suddenly gone.
Music is often something we make alone. It's something we can do alone. But then someone is always listening. And you hear things and feel that togetherness again, that sense of shared feeling that sometimes nothing else can provide.
Oh, and this tagline from Oleg I can quote, as he does, in English:
"If there's a Hell below, we all gotta go."
I feel long after this virus time is gone, I hope to come back and listen to this compilation – for that feeling, something deeper.
–> Original article
1625. Тысяча шестьсот двадцать пять. К тому моменту, как эта компиляция будет издана, их — погибших от коронавируса в России по официальным данным — станет больше. Сколько тех, кого минздравовский счетчик летальных случаев не принял во внимание, можно только гадать.
Тысяча шестьсот двадцать пять. Это больше, чем общее количество жертв десяти самых кровавых терактов в истории современной России. Это больше, чем утонувших по стране в среднем за год. Это больше, чем каждый год умирает от гриппа.
Помни, что смертен. Особенно — если в самоизоляции, если тебе повезло, если тебя пронесло, если близких и друзей миновало. Помни — иначе статистика погибших рядом с тобой, в одном городе с тобой, в одной стране с тобой так и будет оставаться абстрактным числом. Выбирай: пассивное восприятие новостных сообщений — или переживание траура вместе с семьями тех, кому не повезло, кого не пронесло, кого не миновало. С семьями тех из них, у кого семьи есть.
Если переживать нет причин — ну и слава богу. Когда два с половиной года назад умер отец, меня переживание траура накрыло с головой. Несмотря на поддержку жены и друзей, я быстро выпал из жизни. Омерзительно было ложиться спать и просыпаться. Есть и ходить. Я лишился работы. Лишился желания отдыхать. Больше чем год я не мог выбраться из того состояния, в котором оказался. Абсолют способности восприятия — значит невозможность притупления чувств.
Так, как со мной, случается редко — но случается. И случится со многими из тех, у кого пандемия забрала близких. Не важно, кто будет рядом, а кого не будет. Не стоит думать, что возраст и степень близости с покойным на что-то кардинально влияет. Накрыть может почти любого — внезапно, надолго, без шанса освободиться. Многим из тех, для кого тысяча шестьсот двадцать пять — это не цифра, а часть личной истории, предстоит пережить все то, что пережил я.
Многим будет легче. Кто-то уже вышел из состояния переживания. Кто-то не сможет выйти никогда. Все они заслуживают быть понятыми. На их месте мог быть кто угодно. Траур — больше случай, чем закономерность. Переживание — всегда стечение обстоятельств.
Слушать — значит переживать. Когда я разговаривал с шефом Kotä Records Глебом Глонти о готовящейся компиляции, то разговоры шли вокруг феномена изоляции. Она — первопричина музыки, которую можно услышать на «Memento». Каждое из шестнадцати произведений — это документальная трансляция то мыслей, появившихся под влиянием месяца с лишним закрытого от мира существования, то чувств, проявившихся в эту пору, то ощущений, с которыми за этот срок пришлось остаться один на один. Иногда музыка еще рассказывает историю о невозможности в условиях карантина творить привычным образом, когда нет доступа к студии, нет доступа к знакомому оборудованию, нет доступа к методу высказывания, который до этого был продолжением личности. Иногда музыкой становится фиксация окружающей реальности. Иногда ее создают нейросети, но даже нейросети нужно обучить обучаться. Даже им нужна интервенция из мира, застывшего в бесславном единении. Новые методы — продолжения привычных переживаний.
Текст должен был быть главным образом про это. Про то, как изоляция для музыкантов — история, более привычная, чем для многих других людей. Про то, что при этом сила привычки — не обязательно значит отсутствие воображения. Но я сел писать — и текст оказался про смерть. К тому моменту, как эта компиляция будет издана, погибших от коронавируса в России по официальным данным станет больше, чем тысяча шестьсот двадцать пять человек.
«Memento» — это несколько часов поразительного по разнообразию музыкального материала, в котором слышна трагедия отчужденности всех нас вместе и по отдельности. По отдельности — и вместе. Это давящая музыка, какой бы она ни была ее меняющаяся от трека к треку интонация. «Memento» заставляет продолжать прослушивание при любых обстоятельствах.
Принято говорить, что в изоляции легко потерять счет времени. С «Memento» легко потерять ощущение отсутствия контакта. С этой записью можно вспомнить, что опыт, который мы все сейчас переживаем, оказывается в самых разрозненных формах одинаково близким и понятным на интуитивном уровне. Что абсолют способности восприятия — значит невозможность притупления чувств. Что переживание — всегда стечение обстоятельств. А когда обстоятельства одни для всех — когда нивелируется география, климат, круг общения, способность передвижения, разница в подходах к рутинам, к удовольствиям и к работе, — переживания оказываются ближе друг к другу, чем когда-либо еще.
Это значит, что разница в пережитом — почти что иллюзия. А если это так, то может быть почти что иллюзия это еще и то, что предстоит пережить? Не важно, кто будет рядом, а кого не будет. Траур — больше случай, чем закономерность.
Стоит напомнить себе об этом.
Слушая «Memento» и правда легко вспомнить, что смертен. Еще легко — попытаться вспомнить, каково это — быть живым. Живым по-разному. Смертным одинаково. Вспомнить, остаться, сказать, услышать. Тысяча шестьсот двадцать пять сердец больше не бьются. Но наши сердца бьются в унисон. Я слышу их хора отзвуки.
If there's a hell below, we're all gotta go.
-> Оригинальная статья
Тысяча шестьсот двадцать пять. Это больше, чем общее количество жертв десяти самых кровавых терактов в истории современной России. Это больше, чем утонувших по стране в среднем за год. Это больше, чем каждый год умирает от гриппа.
Помни, что смертен. Особенно — если в самоизоляции, если тебе повезло, если тебя пронесло, если близких и друзей миновало. Помни — иначе статистика погибших рядом с тобой, в одном городе с тобой, в одной стране с тобой так и будет оставаться абстрактным числом. Выбирай: пассивное восприятие новостных сообщений — или переживание траура вместе с семьями тех, кому не повезло, кого не пронесло, кого не миновало. С семьями тех из них, у кого семьи есть.
Если переживать нет причин — ну и слава богу. Когда два с половиной года назад умер отец, меня переживание траура накрыло с головой. Несмотря на поддержку жены и друзей, я быстро выпал из жизни. Омерзительно было ложиться спать и просыпаться. Есть и ходить. Я лишился работы. Лишился желания отдыхать. Больше чем год я не мог выбраться из того состояния, в котором оказался. Абсолют способности восприятия — значит невозможность притупления чувств.
Так, как со мной, случается редко — но случается. И случится со многими из тех, у кого пандемия забрала близких. Не важно, кто будет рядом, а кого не будет. Не стоит думать, что возраст и степень близости с покойным на что-то кардинально влияет. Накрыть может почти любого — внезапно, надолго, без шанса освободиться. Многим из тех, для кого тысяча шестьсот двадцать пять — это не цифра, а часть личной истории, предстоит пережить все то, что пережил я.
Многим будет легче. Кто-то уже вышел из состояния переживания. Кто-то не сможет выйти никогда. Все они заслуживают быть понятыми. На их месте мог быть кто угодно. Траур — больше случай, чем закономерность. Переживание — всегда стечение обстоятельств.
Слушать — значит переживать. Когда я разговаривал с шефом Kotä Records Глебом Глонти о готовящейся компиляции, то разговоры шли вокруг феномена изоляции. Она — первопричина музыки, которую можно услышать на «Memento». Каждое из шестнадцати произведений — это документальная трансляция то мыслей, появившихся под влиянием месяца с лишним закрытого от мира существования, то чувств, проявившихся в эту пору, то ощущений, с которыми за этот срок пришлось остаться один на один. Иногда музыка еще рассказывает историю о невозможности в условиях карантина творить привычным образом, когда нет доступа к студии, нет доступа к знакомому оборудованию, нет доступа к методу высказывания, который до этого был продолжением личности. Иногда музыкой становится фиксация окружающей реальности. Иногда ее создают нейросети, но даже нейросети нужно обучить обучаться. Даже им нужна интервенция из мира, застывшего в бесславном единении. Новые методы — продолжения привычных переживаний.
Текст должен был быть главным образом про это. Про то, как изоляция для музыкантов — история, более привычная, чем для многих других людей. Про то, что при этом сила привычки — не обязательно значит отсутствие воображения. Но я сел писать — и текст оказался про смерть. К тому моменту, как эта компиляция будет издана, погибших от коронавируса в России по официальным данным станет больше, чем тысяча шестьсот двадцать пять человек.
«Memento» — это несколько часов поразительного по разнообразию музыкального материала, в котором слышна трагедия отчужденности всех нас вместе и по отдельности. По отдельности — и вместе. Это давящая музыка, какой бы она ни была ее меняющаяся от трека к треку интонация. «Memento» заставляет продолжать прослушивание при любых обстоятельствах.
Принято говорить, что в изоляции легко потерять счет времени. С «Memento» легко потерять ощущение отсутствия контакта. С этой записью можно вспомнить, что опыт, который мы все сейчас переживаем, оказывается в самых разрозненных формах одинаково близким и понятным на интуитивном уровне. Что абсолют способности восприятия — значит невозможность притупления чувств. Что переживание — всегда стечение обстоятельств. А когда обстоятельства одни для всех — когда нивелируется география, климат, круг общения, способность передвижения, разница в подходах к рутинам, к удовольствиям и к работе, — переживания оказываются ближе друг к другу, чем когда-либо еще.
Это значит, что разница в пережитом — почти что иллюзия. А если это так, то может быть почти что иллюзия это еще и то, что предстоит пережить? Не важно, кто будет рядом, а кого не будет. Траур — больше случай, чем закономерность.
Стоит напомнить себе об этом.
Слушая «Memento» и правда легко вспомнить, что смертен. Еще легко — попытаться вспомнить, каково это — быть живым. Живым по-разному. Смертным одинаково. Вспомнить, остаться, сказать, услышать. Тысяча шестьсот двадцать пять сердец больше не бьются. Но наши сердца бьются в унисон. Я слышу их хора отзвуки.
If there's a hell below, we're all gotta go.
-> Оригинальная статья
